В крупных западных или прозападных корпорациях с проявлениями открытой агрессии столкнуться не так-то просто: писаные и неписаные правила так или иначе не допускают откровенного хамства среди менеджеров. А вот завуалированные грубость и подлость охотно используются в качестве средства самоутверждения за счет окружающих
Кадр из фильма «Три мушкетера», режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич, 1978 г.
На днях в Государственной думе состоялось заседание Международного круглого стола «Финансовые инновации и судьба русского языка» (готов поспорить, что даже самый закоренелый участник круглых столов не сможет на раз угадать связь первого и второго). Мероприятие было посвящено «засилью англицизмов в России». Особое внимание уделили финансово-биржевой лексике: несколько чиновников и лингвистов подумали и решили, что раз термины «IPO», «деривативы» и «секьютеризация» непонятны широким массам, значит, пора в обязательном порядке заменять их русскими аналогами. Ну, или хотя бы заставить соответствующие министерства подготовить разъяснительные письма, содержащие толкование иностранных слов.
Скорее всего, эти фантазии так и останутся фантазиями, лично я пасую перед поиском аналогов для терминов, которые и за рубежом-то не так давно стали применяться. Вот, например, буллинг. Стоило немалых усилий узнать, что явление, о котором мне рассказал знакомый менеджер, обозначая его просто «хамством», называется именно так (от слова bully – задира, задирать).
Не исключено, кстати, что высокий статус в компании становится одной из причин агрессии.
Финансист Алексей, начальник отдела в крупной добывающей компании, очень трепетно относится к самым, казалось бы, незначительным деталям, если они касаются его профессии: работа с документами, простая опечатка в которых может стоить организации миллионы долларов, приучила его к перфекционизму. Об этом известно всем его коллегам, в том числе и некоему Сергею из департамента продаж, который не упускает случая нанести Алексею ядовитый укол. Сергей выбирает момент, когда чувствует себя в наибольшей безопасности (а наш перфекционист загружен неотложными делами), наносит визит и как бы между прочим делает мелкое, но противное замечание, вроде «Прошу прощения, почему в ваших документах кавычки на названиях компаний то "елочками", то "лапками"?.. Вы уж определитесь». И, скрипя зубами, Алексею приходится благодарить его за конструктивную критику, бросать более важные дела и решать вопросы «елочек и лапок». Отреагировать как-то иначе на такое зашифрованное обвинение в профессиональной некомпетентности действительно очень тяжело, ведь формальная вежливость Сергея не дает никаких шансов на явную агрессию в ответ. На самом деле этому мастеру «подколок», разумеется, абсолютно безразличны вопросы пунктуации в документах финансового департамента, положительный эффект его замечания несопоставим с объемом отмерших нервных клеток Алексея.
Стресс, конечно, не единственный деструктивный эффект скрытой агрессии, она способна стать причиной разрушения репутации менеджера. Директор департамента крупной международной корпорации (не захотевший, естественно, быть названным) рассказал, как ему пришлось присутствовать на одной из процедур внутреннего аудита, а точнее – при «очной ставке» двух отделов. Руководитель одного из подразделений на вопрос о соблюдении сроков ответил, что дедлайны выполняются всегда. Его коллега из другого отдела невзначай заметил: «А разве отчет за прошлый квартал не был задержан на неделю?» После чего осекся и сказал: «Хотя, наверное, я что-то путаю. Прошу прощения». Отвечающий поневоле смутился, стал заверять собеседников, что его коллега ошибся, и с отчетом все было в порядке. Однако осадок, что называется, остался: небольшая несостыковка в показаниях заставила сомневаться не только в истинности конкретного утверждения, но и в честности отвечающего вообще.
Конечно, постановка диагноза «буллинг» не облегчает «лечения» – в первую очередь потому, что абы кто в такие игры не играет. Агрессоры часто занимают высокие позиции в компании, сами являются отличными профессионалами и, опять-таки, очень аккуратны с выражением своих настоящих эмоций – плоть от корпоративной плоти. Не исключено, кстати, что высокий статус в компании становится одной из причин агрессии: самоутверждение за счет окружающих является необходимостью, когда прочие способы уже реализованы. Несчастные, которые вынуждены работать с такими типами, могут быть затянуты в эту воронку, погрязнут в интригах и вскоре присоединятся к племени ядовитых монстров – или же покинут компанию, не выдержав накала страстей. Пострадавшие от неявных агрессоров предпочитают иметь дело с откровенной грубостью – «большие зубы» отрастить существенно проще, чем «длинное жало».
Тот же Алексей вспоминает, как однажды в его кабинет ворвался коллега из другого департамента, колоритный грузный мужчина в вечно мятом пиджаке, и стал орать что-то о потерянном документе, который тому должны были прислать. Крики в той компании вообще не поощряются, а здесь произошло что-то вообще из ряда вон выходящее: один из менеджеров повысил голос на другого, равного ему по статусу. Алексей, наоборот, всегда проповедовал принцип «понижения тона»: чем громче говорят собеседники, тем тише и спокойнее вещает он, – и даже любители покричать исподволь начинали прислушиваться к его словам. Но здесь, что называется, сорвало резьбу – наш герой, обычно сдержанный и корректный, еще громче заорал в ответ. Результат превзошел все ожидания: конфликт быстро сошел на нет, собеседник признал свою ошибку и с тех пор считает Алексея «своим парнем». Такой способ действий ни в коем случае не хочу продвигать как универсальный рецепт – уж очень велик риск пострадать от несдержанности гораздо больше, чем инициатор конфликта. Я все же сторонник отращивания «толстой кожи» (панциря, скорлупы), с тем чтобы на любые провокации реагировать тихо, корректно и аргументированно. Ну и нападение, как и прежде, остается лучшей защитой – будем надеяться, что такой стратегии скоро подберут красивое русское название, и ее не придется называть «ответным буллингом».
