Школы с уклоном
Юлия Фуколова, Наталия Тютюненко
Источник: Секрет фирмы
Российские бизнес-школы часто сравнивают с западными. Естественно, в пользу последних. Однако реалии нашего рынка таковы, что позволяют сделать нетрадиционный вывод: российским школам и не нужно стремиться работать
Российские бизнес-школы часто сравнивают с западными. Естественно, в пользу последних. Однако реалии нашего рынка таковы, что позволяют сделать нетрадиционный вывод: российским школам и не нужно стремиться работать по-западному.
В этом году Российской ассоциации бизнес-образования (РАБО) исполняется 15 лет. Самому бизнес-образованию чуть больше – 16. Каждый год наши бизнес-школы выпускают примерно 4 тыс. человек с дипломом MBA – почти как в Германии. Для сравнения: в Китае ежегодно получают MBA более 15 тыс. менеджеров, а в США – более 100 тыс. Так что отечественные бизнес-школы нескоро станут продуктом массового спроса.
И все же в российском деловом образовании произошло много позитивных изменений. Например, был принят государственный стандарт MBA, и сейчас 33 школы, аккредитованные Минобразования, имеют право выдавать диплом государственного образца. Бизнес-школы активно внедряют курс Executive MBA и корпоративное обучение, многие открыли совместные программы с западными вузами. Подобная маркетинговая активность повышает ценность учебного заведения в глазах абитуриентов. Например, до сих пор совместные программы организовывались далеко не с самыми известными школами, но ситуация меняется. Недавно в Россию пришла Rotman School of Management (см. СФ №11/2005), прощупывает почву одна из лучших в мире бизнес-школа Duke. Западные школы заинтересованы в наших слушателях.
Вот только российские бизнес-школы совсем не хотят соответствовать зарубежным стандартам. Конечно, они завидуют западным – их инфраструктуре, современным аудиториям, специальным помещениям для работы в малых группах. Завидуют огромному конкурсу, который проходят абитуриенты. И, разумеется, тем суммам, которые западные школы собирают со студентов и спонсоров. Но дело в том, что многое из зарубежного опыта, который накапливался годами, в России просто не будет работать.
Конечно, хорошо бы собирать слушателей на кампусе и обучать их не два-три раза в неделю по три часа, а каждый день, с полным погружением. Чтобы они получали знания не только от профессоров, но и от однокурсников, желательно из разных стран. Но в России нет спроса на программы для менеджеров с отрывом от производства, а работать себе в убыток бизнес-школы не станут.
Было бы логично устраивать серьезный вступительный конкурс – с экзаменами, эссе и интервью. И, получив на входе студентов с большим потенциалом, выпускать специалистов, за которыми будут охотиться известные компании. Вот только мало кто из абитуриентов российских школ готов к такого рода испытаниям, а те, кто готов, не всегда выбирают российские учебные заведения. Поэтому, чтобы платить профессорам и как-то развиваться, бизнес-школы берут практически всех, кто приходит с деньгами.
Российские школы прагматично заимствуют у Запада все, что можно перенести на нашу почву: приглашают преподавателей, переводят учебники и кейсы. Но чтобы выжить, им нужно соответствовать интересам именно российского рынка и не претендовать на международное признание. Их главная задача на ближайшие годы – прислушиваться к пожеланиям отечественного бизнеса.
Мы без Запада
«Я долго выбирала бизнес-школу в Москве, в конце концов остановила выбор на одной из самых авторитетных. Но учиться мне там не пришлось, потому что я никак не могла заплатить деньги,– рассказывает соискательница степени MBA.– В будние дни не получалось, а в субботу они принимать не хотели. Как эта школа будет учить бизнесу, если сама не умеет работать с клиентами? В итоге я пошла в другую. На Западе, наверное, таких ситуаций не возникает».
Ругать российское деловое образование уже стало хорошим тоном. И о том, что западные бизнес-школы учат гораздо лучше, говорят давно. Однако тысячи абитуриентов каждый год по-прежнему идут учиться в российские школы. Кто-то не знает английский язык или не может на год-два уехать из страны. А многие просто не располагают необходимой для обучения за границей суммой ($40–100 тыс.). Согласно опросу, проведенному компанией Begin Group среди студентов и выпускников российских бизнес-школ, более 30% респондентов поехали бы учиться на Запад, если бы у них было больше денег.
Российское бизнес-образование – дитя рыночной экономики. И все его проблемы – продукт естественного развития. «Как бы мы ни хотели, но за шестнадцать лет свести к нулю дистанцию между российским и западным образованием невозможно»,– говорит Сергей Мясоедов, ректор Института бизнеса и делового администрирования (ИБДА) АНХ. И продолжает: «С точки зрения рынка российские бизнес-школы – это малые и средние предприятия. Они продают сложные технологии – знания и навыки – и покупают на вырученные деньги необходимые ресурсы. Своего рода инновационный венчурный бизнес. Поэтому все болезни этого инновационного венчурного бизнеса транслируются на бизнес-образование».
Парадокс в том, что российским школам, видимо, и не нужно стремиться быть «западными». В конце концов, MBA – это американское изобретение, которое затем переняли в Европе. В некоторых странах, например в Германии, лишь недавно появились свои школы бизнеса. А скажем, в Японии придерживаются собственного подхода к бизнес-образованию и предпочитают учить сотрудников на рабочем месте. Олег Виханский, декан Высшей школы бизнеса МГУ: «Если мы хотим получить MBA в классическом понимании, то надо внедрять то, что принято в мире. Но многие параметры таких программ невозможно перенести на российскую почву, поэтому и не надо к этому и тянуться. Их система выросла органично, в России же другая среда, другие возможности и задачи. В конце концов, у нас сложилась своя система подготовки кадров, и, переделав ее полностью под западную схему, мы потеряем то, что у нас было, и не приобретем ничего. Мы можем перекрасить бурого медведя в белого, но пойдет дождь, и краска сойдет».
Такого же мнения придерживается и ректор Высшей школы международного бизнеса АНХ (ВШМБ) Леонид Евенко: «Мы хотим быть как западные школы, потому что и идеи, и учебники – все приходит оттуда. Есть единое бизнес-образовательное сообщество, а мы его часть. Но мы не ставим цель работать так же, как западные школы, поскольку готовим кадры не для американского, а для российского рынка».
Конкурентные преимущества западных учебных заведений – full time программы, кейсовый метод обучения, многоступенчатый отбор студентов и проч.– российским школам не нужны. И их отсутствие нельзя считать недостатком. Просто потому, что наши школы обслуживают интересы российского бизнеса, который ни в чем этом не нуждается. Именно поэтому бизнес-школам пока лучше забыть о международных амбициях.
Две большие финансовые разницы
Ведущие школы США и Европы выстроили для себя особую финансовую модель, которую вряд ли возможно перенять в России. Так, зарабатывают они вовсе не на программах MBA. Даже INSEAD, который в год выпускает 850 человек с этой степенью, получает от реализации подобных программ лишь 30% доходов. Гораздо больше западным бизнес-школам приносит Executive MBA, а самые прибыльные – короткие открытые и корпоративные программы для руководителей. Зарубежные школы организуют фонды пожертвований от компаний-спонсоров и бывших выпускников, собирая внушительные суммы. Например, ведущие американские школы оперируют миллиардами долларов. Европейским до них далеко, но тот же INSEAD в прошлом году запустил специальную программу и планирует за пять лет привлечь 200 млн евро.
Российские школы вынуждены рассчитывать только на себя. И это фундаментальное ограничение развития нашего делового образования. «Фандрайзинг – концепция культурная, и в России ее просто нет. У нас не принято оставлять своей alma mater завещание на миллионы долларов»,– считает Сергей Филонович, декан Высшей школы менеджмента ГУ Высшая школа экономики.
Российские школы в первую очередь зарабатывают на программах MBA. Ректор Московской международной высшей школы бизнеса МИРБИС Станислав Савин отмечает, что MBA обеспечивает им половину доходов, а остальное приносят первое и второе высшее образование, корпоративные программы, языковые курсы и т. п. Кроме того, школа проводит платные исследования, например для известного ежегодного проекта IMD «Рейтинг конкурентоспособности национальных экономик». В Высшей школе экономики тоже доминирует MBA, хотя вклад EMBA уже значителен. Корпоративные программы развиваются активно, но спрос на них пока ниже, чем хотелось бы школам. Предельная цена за однодневный семинар для топ-менеджеров, на котором выступают российские преподаватели, сегодня составляет примерно $600 за человека. В западных школах день корпоративного семинара для группы может стоить несколько десятков тысяч евро.
Помимо прочего, российские бизнес-школы вынуждены делиться со своими вузами. Обычно они отчисляют институту, под крышей которого находятся, до 20–25% своих доходов. Впрочем, бедными наши школы отнюдь не являются. «Мы раньше перечисляли своему вузу 12% от дохода, а сейчас 25%. И ничего, нам еще много остается»,– говорит один из ректоров.
Но следует признать, что финансовые возможности наших школ вряд ли в обозримом будущем приблизятся к западным.
Деньги – утром, учеба – вечером
Все лучшие зарубежные бизнес-школы предлагают программы MBA в режиме full time, то есть обучение длится полный день, «с отрывом от производства». Благодаря этому студенты активно общаются и получают основной объем знаний не столько от профессоров, сколько от однокашников. Но в России full time непопулярно, потому что экономически невыгодно. Например, в Высшей школе бизнеса МГУ пытались дважды запустить дневную форму обучения, даже устанавливали на эту программу более низкую цену. «Мы заранее предупреждали слушателей, что не сможем открыть курс, если наберем меньше пятнадцати человек. Но набиралось всегда максимум шесть»,– говорит Олег Виханский.
Студенты российских бизнес-школ учатся исключительно part time или приезжают из регионов на специальные модульные программы. По словам Сергея Филоновича, этот формат полностью соответствует запросам нашего рынка. Карьерный рост российских менеджеров происходит гораздо быстрее, чем в развитых странах, поэтому они не могут на два года уйти из компании, чтобы получить образование. Кроме того, люди не уверены, что диплом российской школы способен обеспечить такой же карьерный взлет, как на Западе. Поэтому, несмотря на то, что российские программы дешевле зарубежных, студенты не хотят рисковать.
Впрочем, одна программа full time есть в ВШМБ. Как говорит Леонид Евенко, каждый год на нее с огромным трудом набирают группу из 30 человек. Конкуренты уверяют, что на таких программах могут учиться в основном жены богатых мужей. В ВШМБ с эти мнением не согласны, однако та синергия от общения студентов, которой так гордятся западные бизнес-школы, здесь вряд ли появится.
Формат part time порождает еще одну важную особенность российских бизнес-школ – им нет нужды вкладываться в создание такого значимого инфраструктурного элемента, как центр карьеры. Зарубежные школы создают специальные департаменты, нанимают менеджеров с опытом работы в разных сферах бизнеса, выделяют финансирование на проведение дней карьеры. Студентов учат писать резюме, готовят к собеседованиям и т. п. И все потому, что от успешного трудоустройства выпускников зависит положение школы в рейтингах и ее доходы.
«В российских бизнес-школах это направление неразвито и будет развиваться очень медленно,– уверен Филонович.– Зачем искать работу людям, у которых она уже есть?». Согласно опросу Begin Group, 46,2% студентов российских бизнес-школ после получения степени планируют остаться на прежнем месте работы в той же должности или получить повышение по службе. Те же, кто заинтересован в смене работы, чаще всего находят ее самостоятельно.
Одним словом, для реалий нашего рынка формат full time программ не подходит. И погружение в учебную среду, синергия и прочие полезные вещи российским школам, в общем-то, ни к чему.
Неограниченный контингент
«Знаете, в чем основная проблема российских бизнес-школ? Они учат не тех студентов»,– заявляет Олег Виханский. По его мнению, процессы глубинных преобразований в экономике связаны с трансформацией производства, повышением производительности труда, снижением издержек и т. д. А большинство бизнес-школ «набросилось» на более поверхностные процессы – финансовый менеджмент, маркетинг и проч. «Они важны, их нельзя вычеркивать, но бизнес-образование почему-то на этом и сконцентрировалось,– говорит Виханский.– У нас до сих пор никто не учит людей эффективно управлять производством». ВШБ МГУ решила исправить эту ошибку и в начале марта открыла программу MBA для производственных менеджеров. Многих преподавателей придется привозить из США и Японии, так как в России подобных специалистов практически нет.
«Почему я не преподаю ни в одной бизнес-школе? Меня не устраивает качество студентов,– говорит один известный профессор.– Понимаете, аудитория сидит просто непотребная». Станислав Савин из МИРБИС считает, что многие проблемы бизнес-школ исходят от самих слушателей: «Многие не готовы к программе MBA. Например, по языковой, математической подготовке». Некоторые учатся спустя рукава, даже заплатив немалые деньги. «У них все есть в раздаточных материалах, в библиотеку ходить не надо, прошу: почитайте хотя бы к началу занятий. Не читают. Вот вам и российская специфика,– констатирует Леонид Евенко.– Зачем человеку учебники читать, если он миллионами ворочает».
Далеко не все российские бизнес-школы прилагают усилия к тщательному отбору и «просеиванию» абитуриентов. Причины – опять-таки экономические. Во-первых, в России нет такого спроса на программы МВА, как на Западе, и толпа желающих не осаждает бизнес-школы, особенно – дорогостоящие программы. Как говорит Сергей Мясоедов, «наш рынок в последнее время смещается в сторону малого и среднего бизнеса, который, в отличие от нефтяных магнатов, не может просто так разбрасываться деньгами». Впрочем, по мнению Олега Виханского, высокие цены как раз позволяют привлекать более качественный контингент и служат барьером для «ненужной» публики.
Во-вторых, длительный процесс поступления (на Западе – не меньше полугода) способен отпугнуть абитуриентов. Затягивание вступительных процедур и отсутствие определенности в течение долгого времени вынудят человека пойти в другую школу, где нет никакой волокиты.
Таким образом, многоступенчатая система отсева абитуриентов, которой так гордятся западные школы, в России не приживается. И наши школы еще долго будут принимать и учить каждого, кто готов заплатить.
Медлительные методы
Перенести западные методы обучения на российскую почву российским школам также не вполне удается. Дело в том, что Россия еще в XVIII веке переняла немецкую образовательную систему, и, по сути, она так и остается немецкой: больше внимания фундаментальным знаниям и меньше – прикладным наукам. «Люди, которые приходят в бизнес-школы, являются продуктом нашей образовательной системы. И брать их, ломать через колено и говорить: „Давайте учиться на кейсах, как в Гарварде”,– дело неблагодарное, пустая трата времени,–- рассуждает Сергей Филонович.– Слушателям кажется, и вполне справедливо, что кейсы – очень медленный способ освоения какой-то области. Многих раздражает, что надо потратить три часа на то, что человек с хорошей фундаментальной подготовкой усвоит за десять минут».
Эту особенность лучше учитывать, чем с ней бороться. Хотя школы и не отрицают, что кейсы нужно использовать, но никто не строит на этом учебный процесс. «Нас часто ругают за отсутствие кейсов, причем создается впечатление, что без них мы и научить никого не сможем. На практике мы, конечно, используем кейсы, но в ограниченном объеме»,– подытоживает господин Филонович.
Как показывает опыт, западные методы обучения все же будут внедряться в практику российских школ, но очень медленными темпами.
Сегодня у российских бизнес-школ не получается быть «западными». Как экономический субъект они не могут работать себе в убыток, поэтому вынуждены существовать по особым правилам. И эти правила вынуждают школы идти по пути, который уводит их в сторону от лучших международных стандартов делового образования. Впрочем, за пятнадцать с лишним лет российские бизнес-школы научились главному – обслуживать интересы локального рынка. Судя по всему, в этом и заключается их стратегическая роль.
«Реальное значение имеет не диплом, а его практическая ценность в конкретной компании»
Раиса РОЗИНОВА, генеральный директор компании «Скайлинк»:
– Не думаю, что вообще возможно свести дистанцию между российским и западным бизнес-образованием к нулю. Стоит ли к этому стремиться – вопрос дискуссионный. У российских школ свой путь, они работают в отдельной нише и должны стремиться не копировать эталонный образец, а соответствовать запросам рынка, на котором оперируют, и быть востребованными.
Готового ответа, какое образование выбрать, на мой взгляд, не существует. Вопрос решается индивидуально, в зависимости от того, как видит конкретный соискатель свою карьерную перспективу. Для российского менеджера, работающего с полной нагрузкой, сложно выключиться на два года из бизнеса и затем вернуться в ту же точку. Это будет возвращение в другую страну, к другим людям, которые за то время, пока ты штурмовал азы бизнес-администрирования, ушли далеко вперед, приобрели свой уникальный багаж, поскольку бизнес динамично развивается. Если человек решил для себя строить карьеру в компаниях, где требуется западный MBA, эти два года не потеря, а инвестиции в будущее. Для тех, кто настроен на работу в западных компаниях, выбор стоит делать в пользу бизнес-образования классического западного образца.
Реальное значение имеет не диплом, а его практическая ценность в конкретной компании. Если менеджер ориентирован на работу на Западе, он не пойдет в российскую бизнес-школу терять время, и наоборот. При всей универсальности базовых знаний местные особенности никто не отменял.
МВА без отрыва от производства – тоже ниша. Даже если теоретический багаж больше и получен в западной школе, это не дает оснований для уверенности, что он будет эффективно применяться на практике. Учитывая, что значительная часть в образовательном процессе – самообразование, менеджер, который умеет работать с источниками, следит за новинками, читает учебники западных авторов, может составить хорошую конкуренцию выпускнику западной школы.
С практической точки зрения важно, умеет ли менеджер применять знания на практике, способен ли он к обучению. Очень важен опыт, понимание среды и тех процессов, которые происходят именно там, где они происходят. Для оценки ситуации знания бесценны, а менеджерское решение принимается по совокупности знаний, опыта, интуиции, прочих деловых и личностных качеств. И какой у тебя диплом, уже никого не интересует – всех интересует результат.
|
